Хождение за четыре моря

Как спецкор “МК” пересекал Атлантику. Часть первая

Экспедиция российских ученых в воды Гольфстрима благополучно завершена. Всем циклонам назло на борту научно-исследовательского судна “Академик Иоффе” мы дерзко прошли по той части Атлантического океана, где он врывается в Северный Ледовитый и где вечные льды сегодня плавятся, как Снегурочка на костре.
Мы публикуем первую часть заключительного репортажа нашего спецкора о хождении не за три, а за четыре моря: Балтийское, Северное, Лабрадорское и море Баффина. Из него вы узнаете:
•почему Атлантический океан холоднее Тихого;
•за что спецкор “МК” зауважал китов;
•по какой причине наше научно-исследовательское судно в некоторых портах считают шпионским;
•почему в корабельном меню запрещены макароны по-флотски.

Еще в Москве я отказывался понимать: почему все так нелепо происходит? Одни уважаемые ученые, ссылаясь на таяние ледников в Арктике и парниковый газ в атмосфере, предрекают нам глобальное потепление. А их авторитетные оппоненты призывают не откладывать дела в долгий ящик, а прямо здесь и сейчас запасаться унтами и собачьими упряжками. И в качестве бесспорных козырей грядущего похолодания также говорят о… таянии льдов на “полярных шапках” и скоплении СО2!
Уже на судне старшие товарищи посоветовали мне быть проще и не забивать голову изотермами или фронтальными зонами Гольфстрима. А запомнить раз и навсегда 2—3 аксиомы, которые впоследствии помогут понять круговорот воды в природе.
1. В тропической Атлантике кислорода (О2) гораздо меньше, чем в Северной Атлантике. По этой причине траулеры предпочитают ловить рыбу в районе канадского острова Ньюфаундленд, а не в Мексиканском заливе — где промышлял “старик” Хемингуэя.
2. Вода, как и люди, тоже имеет возраст. Залежи самой старой, до 1000 лет, находятся в северо-восточной части Тихого океана, а самой молодой (20—30 лет) — в бассейне Ирмингера Атлантического океана.
3. В Тихом океане вода теплее, чем в Атлантическом. Из Атлантики она в основном испаряется, океан теряет тепло. А над Тихим выпадают осадки, и они нагревают его воды. Атлантика — испаритель, Тихий океан — конденсатор. И хотя из курса физики известно, что уровень жидкости в сообщающихся сосудах одинаков, воды в Тихом океане на 1 метр больше, чем в Атлантическом. Тайна двух океанов, понимаешь!
Но мы отправились открывать совсем другие тайны.
Подводные тайны
Например, что общего у человеческой крови и у морской воды? Теплилась надежда, что экспедиция прольет свет на загадку происхождения человека: от обезьяны (по Дарвину) или от “ихтиандров” — по результатам исследования на судне “Академик Иоффе”. Вряд ли это простое совпадение: наш с вами организм почти полностью состоит из жидкости, а воды на земном шаре тоже немало — целых 73%!
В экспедиции были два специалиста, которые “вручную” (под микроскопом и другими приборами) исследовали пробы воды.
Однако в начале несколько слов о научных, так сказать, китах нашей группы. Руководитель морского “десанта” — замдиректора Института океанологии РАН кандидат географических наук Алексей Соков. У него десятки научных работ, он считается главным специалистом в стране по 60-й параллели. Но, возможно, основная его заслуга в том, что ему удалось сохранить от распродажи за рубеж хотя бы маленькую часть российского научно-исследовательского флота.
Сегодня в разных портах мира встречаются бывшие советские исследовательские и гидрометеорологические суда, которые ходят под флагами других государств. Возят они нефть, ткани, цемент. А ведь когда-то служили во славу отечественной науки!.. В Институте океанологии уберегли “Академика Иоффе” и “Академика Вавилова”. И хотя наша страна за годы реформ сдала позиции, она по-прежнему серьезный “игрок” в исследованиях климата. Этот рейс проводился в рамках федеральной программы “Мировой океан”.
“Если бы не Соков, — убеждены участники экспедиции, — сидели бы мы в Москве. И за океаном следили по публикациям наших зарубежных коллег”.
Замруководителя экспедиции — кандидат физико-математических наук Сергей Писарев. Сразу после нашего плавания на французском шверботе отправился по Северному морскому пути. Как участник европейского проекта по исследованию арктического бассейна консультирует французских ученых.
Один на один встречался с белыми медведями, возможно, единственный россиянин, побывавший на… украинской полярной станции! Да-да, это не “подводная лодка в степях Украины” — в последние годы самостийники тоже изучают климат, имеют свои виды на Южный полюс.
Доктор физико-математических наук Евгений Морозов. Это его 30-я экспедиция в океан. Когда впервые прошел по проливу Дрейка в южной Атлантике, повесил в левое ухо серьгу — так делают все моряки мира, которым удалось благополучно пересечь этот опасный маршрут. Говорят, что в старой доброй Англии, где свято чтут морские традиции, таким морякам в портовых тавернах разрешено даже класть ноги на стол. В общем, уважают. Но то в Англии, а в Москве секретарь парткома института запретил Морозову носить серьгу. “Не должен советский ученый, специалист по физике моря ходить как хиппи!” Серьгу Евгений Георгиевич носил дома, перед женой и детишками.
Два года назад (в 58 лет) как рядовой член экипажа выходил в море на парусном судне “Крузенштерн”.
Кстати о китах — но теперь уже не научных, а настоящих. В районе Гренландии мы наблюдали десятки этих огромных животных — они плавали вдоль судна, показывая черные плавники. Зрелище великолепное. Ученых-географов огорчил тот факт, что я не знал про отсутствие жабр у китов. Оказывается, они, как люди, дышат воздухом и ныряют в пучину до 2 км. Китов после этого я зауважал еще больше…
Однако вернемся к участникам экспедиции. Кроме перечисленных специалистов в группе было еще девять молодых ученых. Как и положено, все они истинные патриоты науки, умеют вязать морские узлы (“любой узел, завязанный на море, можно считать морским узлом”), даже иногда вместе собираются в московском ресторанчике “Экспедиция” — когда в кармане деньги есть. Там в центре зала стоит настоящий судовой штурвал с румбами и висит лозунг: “Нас невозможно сбить с пути, нам по фигу, куда идти”. Как вы, наверное, уже поняли, девиз этот совсем не про членов экспедиции. Наоборот, ученые-океанологи свой курс знают совершенно точно — 60° северной широты, где в районе острова Ньюфаундленд очень теплые воды Гольфстрима встречаются с очень холодным Лабрадорским течением, в результате чего и образуются циклоны. По шторм-треку (определенной траектории) они разгоняются и несут “погоду” в Западную Европу.
“И вдруг догадаться — какие наркозы когда-то рождала для вас глубина…”
Сегодня к Северному полюсу приковано особое внимание ученых. За последние 10 лет здесь отмечено потепление на 0,8—1°С — тогда как в районе экватора температура не меняется порядка 100 млн. лет! Понятно, что в Арктику увеличивается приток тепла. Летом минувшего года ее ледяной покров “похудел” на 20%, стал меньше на 1,3 млн. кв. км.
Основное оборудование, которым пользовались в экспедиции, был океанологический зонд — не считая компьютеров, установленных в научной лаборатории на судне, и портативных ЭВМ, захваченных из Москвы. С разных глубин океана зонд передавал информацию на борт корабля о состоянии воды — ее температуре, давлении, наличии кислорода, прозрачности, скорости потоков… При каждом погружении в океан этот прибор, похожий на огромную катушку, останавливался на 24 горизонтах.
Еще в начале 90-х годов прошлого столетия редко какой ученый говорил о необходимости “лезть в глубину”. Считалось, что пучина (ниже 1,5 км) — это уже не про нас. Мол, ничего там не меняется, сплошной отстой и глухомань. А хрестоматийным примером такой тихой заводи служило Лабрадорское море — “первая скрипка” в системе взаимодействия Гольфстрима и холодных вод.
И только в наши дни выяснилось, что там тоже все течет, все изменяется. Более того, к его водам ученые даже применяют винный термин — vintage. Как оценивается бордо разных лет и урожаев винограда, так и воды Лабрадора в разные годы и на разных глубинах.
Наш зонд рассчитан на погружение до 7,5 км. Куплен он был в США за “живые доллары”, а после окончания экспедиции все датчики были бережно сняты, протерты спиртом и отправлены на калибровку в страну-изготовитель. К следующей “вылазке” в океан приборы не должны давать большую погрешность — чистота эксперимента.
Словом, все как в аптеке. Даже наши станции, где мы мониторили океан, фиксировались спутником с точностью до… 30 метров! Это на 60-й параллели Атлантики, где за время 4-недельного плавания мы не встретили не то что какое-нибудь суденышко, даже самолет не пролетел в небе!
По морям, по волнам
Собственно говоря, эта удаленность от оживленных морских путей меня, человека сугубо городского и сухопутного, больше всего и тревожила. Ведь “в случае чего” даже сигнал SOS послать некому. А широта, как уже говорилось, капризная. Не скрою, что, как каждый новичок, я побаивался грозной морской стихии. Где-то читал, что от морской качки (в разной степени от нее страдают все, даже профессиональные моряки) иностранные мореманы приклеивают за ухом специальный пластырь, который помогает переносить шторм. На советских судах для этой цели в курилках выставлялись большие бочки с соленой капустой.
Втайне я самым внимательнейшим образом проштудировал шкалу Бофорта — классификацию штормов. Не без содрогания добрался до самых последних пунктов — “состояние моря исключительно неспокойное”…
Впрочем, опытные моряки с “Академика Иоффе” о шкале Бофорта хоть и знают, но предпочитают свою, более простую градацию:
— когда от сильной качки в судовой столовой мочат скатерти, чтобы посуда не “ездила” по столам (помню я эти скатерти!..);
— когда никакие мокрые скатерти не помогают и провиант выдают на руки сухим пайком;
— ну и, наконец, вариант третий, самый экстремальный: когда от бешеной бортовой и килевой качки меньше всего думаешь о хлебе нашем насущном, и тебя “выворачивает” в коридоре, в гальюне или в каюте — в зависимости от того, где ударила волна.
Еще в Москве мне казалось, что на борту судна нас будут изо дня в день кормить макаронами по-флотски. Ведь мы на море! Но ни разу нам этого блюда даже не предложили. Были антрекоты, эскалопы, жареная рыба, вареная рыба, кальмары, а вот макароны по-флотски…
На мой бестактный вопрос, почему в меню не значится традиционная моряцкая еда, судовые коки нахмурились. На всех флотах мира в плавании запрещено употреблять макароны по-флотски, их можно поедать только на берегу! Как я понял по реакции собеседников, тут не обошлось без мистики. Примерно как история с “Летучим голландцем”, который стал “летучим”, потому что вышел в море 13-го, в пятницу. По этой причине ни один капитан в мире даже под дулом револьвера не покинет порт 13-го, в пятницу, или не разрешит кормить экипаж макаронами по-флотски…
Но я, кажется, не договорил о суровых морских реалиях.
Один сильный циклон (в северной Атлантике в отличие от южной они не имеют имен) нас все-таки изрядно потрепал. Примерно на середине пути мы попали в 10-балльный шторм по морю и силе ветра! Кстати, по шкале Бофорта, которую я усердно изучал, подобный разгул стихии значится на предпоследнем месте — как исключительно неспокойное море! Последним пунктом сила шторма характеризуется малопонятным английским словом “precipitous”, которому в русском языке и перевода нет. Хотя чего там, и так ясно, что это уже конец, “крышка”…
Спустя двое суток, когда океан малость подуспокоился, капитан судна Геннадий Посконный даже выдал справку с печатью о том, что спецкор “МК” перенес такой шторм, и приложил к ней снимок злосчастного циклона, сделанный со спутника. В общем, теперь у “МК” на соответствующие стихии есть лицензия.
Под грифом “секретно”
Строго говоря, испытания мне удалось перенести не благодаря пластырю за ухом или бочке с соленой капустой (на нашем борту их просто не было), а ходовым качествам “Академика Иоффе”.
Судно я изучал весь месяц и каждый день открывал для себя что-нибудь новенькое. Например, совершенно случайно выяснил, что изначально оно планировалось не только научно-исследовательским, но и акустическим. Несколько лет назад на нем даже имелись… металлические паруса! С заглушенными двигателями судно ложилось в дрейф и в обстановке полной тишины могло “ловить” все подводные шорохи и всплески.
Таких железных “крыльев” не было ни у одного лайнера в мире, это было чисто советское ноу-хау. Ученые до сих пор жалеют, что паруса не удалось сохранить для потомков, хотя бы сдать их в качестве экспоната в Морской музей. Кто-то воспользовался неразберихой в начале перестройки и отправил их на металлолом…
С присущим мне журналистским любопытством я захотел увидеть это самое акустическое оборудование, из-за которого были придуманы железные паруса. К моему удивлению, столь безобидное желание ни мои друзья-ученые, ни экипаж корабля не выполняли под самыми благовидными предлогами. “Тут кроется какая-то тайна!” — шептал мне внутренний голос. И он (голос) меня не подвел. Тайна, да еще военная!
Судно-гигант (его длина 117 метров, на 4 метра больше, чем яхта Романа Абрамовича!), построенное в советское время, замышлялось еще и как разведывательное! “Академик Иоффе” оснащен сильнейшим высоко- и низкочастотным передатчиком, а родственный ему научно-исследовательский корабль “Академик Вавилов” — таким же высоко- и низкочастотным, но приемником. В заданной точке Атлантического океана “Иоффе” мог выпускать в море передатчики (с корпуса корабля антенны опускаются в специальную “шахту”, как ракета) и посылать сигнал “Вавилову”, который находился в заданной точке, допустим, Тихого или Индийского океана и который тоже выпускал в воду свои антенны.
Отключив двигатели и “подняв” металлические паруса, чтобы идти по ветру, можно было мониторить Мировой океан на наличие в нем иностранных подводных лодок.
Оборудование это до сих пор не снято с судна. Может, по той причине, что наш бронепоезд стоит на запасном пути. А может, просто нет денег, чтобы заняться переоснащением. Во всяком случае, сегодня антенны не работают. Ведь Россия — самая пацифистская держава на свете, редкую акустическую систему даже демонстрируют иностранцам и разрешают на фоне антенн делать исторические снимки на память.
К сожалению, не во всех странах верят в миролюбивую внешнюю политику России, многие наши недруги до сих пор живут старыми стереотипами. Чекистское прошлое “Академика Иоффе” нет-нет да и припоминают в разных частях света. В свое время ему запретили зайти в порт Гонолулу на Гавайских островах. “Идите в море — и там шпионьте!” — грубо ответили нашему научно-исследовательскому судну. “Иоффе” рисковал превратиться в неприкаянный корабль-призрак, в своего рода “летучий голландец”. Однако даже без железных парусов он продолжает упрямо держаться на плаву.

(Окончание следует)